Не плачь, Джульетта! [Феллини] - Людмила Бояджиева

Любовница: — Ах, нет… Я приехала потому, что здесь он… Я тут уже целую неделю. А вы как поживаете? Вы прекрасно выглядите… Вы ведь приехали вчера вечером? Ну да, мне же это сказал ваш муж… Он всегда мне так много о вас рассказывает…

Джульетта: — Правда, здесь очень мило? Вам здесь нравится, синьора?

Любовница: — Знаете, что я вам скажу? В сущности, это не такое уж шикарное место, как я думала. Я захватила с собой кое–какие туалеты, но оказалось… что это тут ни к чему.

Джульетта: — Но ваш костюм из плотного шелка очень эффектен.

Любовница: — Ах, не говорите! Я увидела нечто подобное в «Воге». Сколько мне пришлось побегать, пока я нашла эту ткань! Я была просто в отчаянии… Но знаете, уж если я что–то вобью себе в голову…

ЗАТЕМНЕНИЕ. Снова Джульетта и Федерико у себя в гостиной фильм обсуждают эпизод.

Джульетта: — Довольно правдоподобно выходит. Но когда взглянешь со стороны, что–то совсем не весело. Ты здорово изобразил меня.

Федерико: — И как тебе такое могло прийти в голову! Это же вымысел, гипербола!

Джульетта сморкается и снова берется за спицы: — Хорошо хоть, что она не плакса и не мелькает спицами, эта жена Гвидо.

Федерико: — Клянусь — ты здесь ни при чем!.. Ну что еще я могу тебе сказать, Джульетта?

Джульетта: — Ладно, не начинай все сначала. Этот сюжет мы уже отыграли… И как ты его назовешь? Твой новый фильм?

Федерико: — Понятия не имею! Пока во всех документах и сметах фигурирует условное обозначение.

Джульетта: — «Восемь с половиной». Ты снял семь самостоятельных лент и соавторствовал с Росселини. В самом деле — это восьмой.

Федерико: — С половиной. Ты же любишь точность, Джульетта.

Джульетта: — А ты пока блуждаешь в растерянности. Я бы сказала — в интересной растерянности. О беременных женщинах в галантные временам говорили: «дама в интересном положении». Значит, скоро рожать.

Федерико: — Верно, верно! Совсем как я! То тошнит, то кислого хочется. И такое сумасшедшее беспокойство, не поверишь. Иногда отдельные эпизоды вспыхивают так ярко… А порой мне кажется, что я окончательно запутался, что фильм ускользает от меня. И самое противное — Гвидо! Я никак не могу понять — кто он? Так можно с ума сойти!.. Слушай, может мне взяться за что–нибудь другое… Тонино Гуэрра предлагает…

Джульетта: — Нет, Федерико, нет! Это будет твой самый личный фильм. И вот что я тебе скажу: я знаю, кто этот загадочно ускользающий от тебя Гвидо! Я знаю, кто твой герой.

Федерико: — Писатель или журналист…

Джульетта: — Холодно, холодно! Боже, милый, это же совершенно очевидно! Это ты, Федерико. Ты!

Федерико: — Прекрасная идея, Джульетта! Вывернуть себя наизнанку и выпустить фильм под названием «Стриптиз Феллини». Вот уж все повеселятся…Спасибо, милая.

Джульетта: — Ты же обожаешь копаться в себе. И после «Сладкой жизни» никому не оставил иллюзий — по части глубинного самоанализа Феллини первый. Его девиз: — «Все на продажу!»

Федерико: — У тебя такой тон, словно я вышел на площадь Святого Петра с голым задом. И этим занятием сорвал аплодисменты толпы.

Джульетта: — Нравится мне или нет, приходится признать: никто не умеет быть столь правдивым в вопросах «высшего уровня», как сочинитель небылиц Феллини. Это не стриптиз — это уж скорее — исповедь.

Федерико: — А почему бы и нет? Я же не простой обыватель. Маэстро Феллини — творец! Разве не интересно взглянуть — каково оно приходится творцу? Каково ему рожать шедевры, творить в страданиях и восторгах?

Джульетта: — Страшно интересно. Но интересно не только смотреть. Самое интересное для тебя такой фильм сделать. Ты наполнишь его личными воспоминаниями, метаниями, фантазиями. Между прочим, отлично пойдет твой сон, тот, с женщинами. Это и будет гарем Гвидо. Твоя тайная мечта, Феллини!

Федерико вдруг загорается: — А знаешь… Знаешь, в этом что–то есть… Конечно же! Гвидо — режиссер. Режиссер, который задумал поставить фильм, а какой — позабыл. Отсюда эта идиотская декорация космодрома и полная растерянность, желание сбежать, спрятаться… Мой фильм будет историей режиссера, забывшего, что за фильм он хотел поставить! (поднимает и кружит Джульетту, запутывая нитки): — Теперь все заживет. Завертится… Думаешь, гарем стоит оставить?

Джульетта: — Чего уж там — не стесняйся. (мотает клубок, ползая у мебели) Собери в воображаемый гарем всех своих пассий, никого не обидь. Черт с ними! Только одно условие — главная женой все же буду я.

Федерико: — Так в этом же вся суть! Суть моих…тьфу. Его — Гвидо метаний: есть множество притягательных мелочей и есть Главная. Самая важная и необходимая. Как воздух, Джульетта. Мы не замечаем, как дышим, а без него… Без него мы задыхаемся.

СНОВА по сторонам сцены палаты в больницах Римини и Рима. Феллини и Джульетта в кроватях.

Журналист обращается к Феллини: — Разве ты знаешь, что такое задыхаться!? Разве знаешь, что такое жить без Джульетты? Жертвовать своими интересами, планами? Ты заказывал свои знаменитые красные шарфы в дорогих ателье. Тебя мало интересовало, что у Мазины, в отличии от других кинозвезд, нет меховых манто и россыпи брильянтов. Тебе нравилось жить в центре Рима, хотя итальянцы с достатком или с твоей популярностью предпочитают жить в пригородах. А что она? Она улыбалась, экономила, сопровождала тебя на съемки, оплачивая билеты и гостиницы из своего кошелька, проводила лето на родине мужа — здесь, в Римине, а не на загородной вилле, на которую вы так и не накопили. А как она научилась тебе подыгрывать, сочинитель!

РЕСТОРАН, или столик в кафе студии. Группа друзей во главе с Феллини и Мазиной.

Федерико: — Но путешествие по Австралии — это, скажу вам, нечто из ряда вон. Очень рекомендую всем. Непередаваемые впечатления. Помнишь, Джульетта, кингурята собрались возле тебя и выпрашивали конфеты. А сумчатые лисицы с молодняком в «багажнике»! Они бежали за нами и тявкали, как собаки, пока я ни отдал свой бутерброд с ветчиной самой пронырливой.

Джульетта: — Какое наслаждение — артишоки! Феллини запал на артишоки. Заказывал только их. Теперь не знаю, что делать. Пытаюсь сотворить по кулинарной книге нечто похожее… Но так, как готовят их там: жгучий перец, сливки и сырые желтки…Увы, я пасс, я не волшебница.

(СВЕТ НА ЭПИЗОДЕ РЕСТОРАНА ГАСНЕТ)

Журналист: — Они никогда не были в Австралии. Джульетта с лету врубилась в очередной экспромт мужа, сочинив рецепт артишоков. Она вообще здорово умела подыграть в нужный момент в нелегком спектакле их жизни. Я бы даже сказал… Я бы сказал так: жертвы Джульетты, приносимые ее кумиру, были точными пассами в их общей игре. Вдумайтесь: эта великая, да великая актриса, отказывала другим режиссерам! Она снялась всего в четырех его фильмах! За пятьдесят лет… Боже, как представлю, хочется плакать… Маэстро, вас не мучит сознание упущенной возможности?

Федерико: — Можно подумать, что все это время Джульетта скучала! Вы же сами, юноша, обвиняли меня, что тяготы творческого процесса ложились на ее хрупкие плечи. Да, она во всем помогала мне. Помогала с интересом и радостью! А в 1965 я сделал фильм, посвященный Джульетте… О ней, для нее…Джульетта хотела создать образ противоположный сыгранным ею ролям — бедняжкам Джельсомине, Кабирии. И она с этим справилась!

«ДЖУЛЬЕТТА И ДУХИ» ЭПИЗОД на студии. Художник показывает Феллини и Джульетте макет афиши фильма «Джульетта и духи»

Федерико: — Ну что у не за поза, Берт! Голова опущена, во всей фигуре уныние и подавленность. Чего это вдруг? Джульетта — это тебе не Кабирия. Это женщина, обретающая интерес к жизни после небольшой хирургической операции. Операции по удалению призраков. Это не жертва, это человек, вступающий в реальную жизнь. Она освободилась и, наконец–то, трезво смотрит на вещи. А что ты этим своим «надгробием» хочешь сказать? Афиша решительно противоречит тому, что я был намерен сказать.

Художник Берт: — Это совершенно точное отражение того, что вы сделали в своем фильме, маэстро.

Федерико: тычет пальцем в фигурку на афише: — Такого я не делал! Но если ты увидел все так — это твоя проблема, слепой художник.

Джульетта: — Федерико, но ведь восприятия фильма может быть разным… И потом…Афиша вовсе не так плоха. Эффектно выглядит название…Наши имена набраны крупным шрифтом.